РУССКАЯ ГИМНАЗИЯ

Ответить
Аватара пользователя
pogranec
Администратор
Сообщения: 3389
Зарегистрирован: 04 ноя 2013, 10:38
место службы: Республика Беларусь
Дата призыва и окончания службы: 28 мая по н/с
Контактная информация:

РУССКАЯ ГИМНАЗИЯ

Сообщение pogranec »

Изображение
Любое государство во все времена имеет народ таким, каким его делают школьные коридоры. Отсюда задача идеологов каждого следующего строя через скрытые интонации учебных программ направлять умы в нужную сторону. Но вот парадокс: и программа сегодня для всех одинаковая, и дети из примерно одной среды, а выпуски в разных школах совсем разные…
Фотографии, подобные публикуемой, – реликвия каждого альбома. Но помимо свидетельства промелькнувшей юности обладателя они еще – индикатор времени. Школьные классы разных эпох – это разная одежда, разные прически, разные глаза.
Девушки со снимка – ученицы русской гимназии Бреста начала века. За давностью лет мы не можем восстановить здесь чьи-нибудь имена. Нам интересно общее впечатление: такими были брестские барышни, вернее такими их делали в этих стенах. Строгая интеллигентность учителя, опрятность фартуков, непринужденный разворот крайней девушки слева – здесь присутствует вкус.
Поступивший сюда десятком лет позже настоятель Свято-Воскресенского храма отец Евгений Парфенюк рассказал, какое внимание в гимназии уделяли внешнему облику девушек. Преподаватель гимнастики Евгения Васильевна Хмелевская учила их двигаться, танцевать, держаться в обществе, учила манерам и ведению разговора, дикции и тембру, – немало разного предстояло впитать молоденьким провинциалкам, чтобы в свой срок не затеряться в кругу светских дам. Постигали науку мужской галантности и ребята, все это было важным предметом учебной программы, и в этом, может быть, главное отличие между «тогда» и «сейчас». «Разве так ходили барышни? – акцентирует отец Евгений. – Встретишь на улице старушку из тех гимназисток – в походке по сей день сохранилась некая горделивость, аристократическая осанистость. Сегодня ни одна девушка так не ходит».
Это было удивительное заведение, педагоги которого не считали зазорным, встретив учащегося вне гимназии, первыми приподнять шляпу. Все здесь были в равной мере воспитателями, старшеклассницы считали нормой заботливо поправить первоклашке косу, подбодрить, чтобы та не чувствовала себя в чужих еще стенах одинокой. Здесь ставили любительские балеты и спектакли, а на вечерах танцевали бальные танцы. Старшие гимназисты участвовали в литературных диспутах, которые длились по несколько часов и на которых каждый отстаивал личное мнение о Толстом или Достоевском перед любым педагогическим авторитетом, пока хватало аргументов. Темы сочинений отличались отсутствием заданных акцентов: вместо привычного нам «Рахметов – положительный герой» в качестве задания предлагалось описать «Мое отношение к Рахметову». Лучшее в году сочинение зачитывалось на торжественном акте вручения аттестатов, это была высшая степень отличия. Единственным ограничением, которое ставил блестящий преподаватель литературы, влюбленный в Чехова Владимир Васильевич Петручик, была краткость изложения мысли.
Разрешенная на излете первой германской оккупации и открытая в 1921 году при польской власти, гимназия завораживала наполненностью духом чуждой тем и другим русской культуры. Будучи заведением частным, существовавшим при поддержке Братской, она же Свято-Николаевская, церкви (выделившей два здания, одно из которых сегодня используется как вечерняя школа – двухэтажное строение по Куйбышева, 11 в районе автовокзала) и Русского благотворительного общества, в отличие от государственных польских, русская гимназия жила на родительскую плату. Для средней семьи это была существенная статья расходов – 25 злотых в месяц в первом классе и дальше соответственно 30, 35, 40 и 45 злотых. Для сравнения: туфли стоили 8-12 злотых, гимназический костюм – 45, лошадь – 65, корова – от 90 до 140 злотых.
Концепция польского государства известна: придя всерьез и надолго, новая власть держала задачей полонизацию населения, в жизнь которого повсеместно внедрялись государственные язык и культура, стимулировался переход в католичество. Русские гимназии Кресов Всходних, как Польша нарекла присоединенные с востока территории, жили в условиях прессинга и под различными предлогами закрывались.
Тем удивительнее упорство этого маленького бастиона русской культуры. Несмотря на то, что поступавших от родителей средств выходило на круг немного и двух-трехмесячные задержки жалованья не были редкостью, в гимназии собрался блистательный педагогический коллектив. Кто-то имел за плечами по два факультета Московского, Петербургского, Варшавского университетов, но главное заключалось в том, что это были чуткие, интеллигентные люди, давно определившие для себя свои долг и призвание.
Многим выпускникам запомнился энциклопедически образованный Владимир Николаевич Воленков, в прошлом доцент петербургского университета, не имевший возможности занимать учительскую должность, поскольку не являлся польским подданным. Отправляясь с учениками на прогулки, он влюблял их в природу, досконально зная каждое дерево, каждую травинку. Воленков значился лишь лаборантом, но это была яркая личность, и многие выпускники вспоминают его как значительную величину.
Преподавание велось по программе царских гимназий. Учебники искали по букинистическим магазинам, извлекали с чердаков, спрашивали по людям. Это накладывало отпечаток на отношение к книгам, передававшимся от старших учеников к младшим, которое было не просто бережным – трепетным.
Заведение имело смешанный тип, мальчики и девочки учились вместе. Носили форму гимназий прежней России. Когда возвращались беженцы, крайне стесненные материально, классные дамы воздерживались от замечаний по поводу одежды. Более того, выявив способных учеников, учителя делали все возможное, чтобы те продолжили обучение. Известный впоследствии брестский травматолог Алексей Букач, рассказывают, вряд ли смог бы закончить гимназию по причине бедственного положения семьи, – его не только перевели на бесплатное обучение, но старались приодеть и подкормить в гимназическом буфете.
К тому времени закрылись русские гимназии в Лиде и Ровно, а эта все продолжала существовать. Не было года, чтобы сюда не наведывались с какой-нибудь новой каверзой (не так ли в новейшем времени появилась мода направлять на неугодных санстанцию, пожарных или налоговую инспекцию). Однажды было дано категоричное предписание расшириться к новому учебному году (скученность вправду была большая) – кто мог подумать, что коллектив своими силами за лето из выписанного церковью леса возведет по соседству еще один, теперь уже деревянный учебный корпус, разделив старших гимназистов и малышей из начальной школы.
В праздники гимназия полным составом выстраивалась в колонну и под оркестр шествовала в городской сад (на углу теперешних Ленина и Машерова). По улицам разносились мелодии русских маршей. Гимназисты использовали любой случай показать, что они существуют.
Их воспитывали на примерах из высокой литературы – детей, познававших Россию по толстовской или тургеневской классике. Здесь жили старыми представлениями, не подозревая, что на восток от границы все давно было не так. Они оставались осколком той книжной, интеллигентной России, которой в реальной жизни уже не существовало.
В этом и состояла трагедия людей, впитавших идеалы классической литературы и преданных русским отечеству, языку, культуре, – трагедия, которой они до поры не осознавали. Доходили слухи о каких-то несправедливостях, о том, что в новой России якобы приветствуют бедность и без причины сажают, но этому не верили, тем более что докатывались и волны зажигательной советской пропаганды. Вечерами, нарушая запреты, гимназисты крались на галерку кинематографа Моисея (как все его называли, Миши) Сарвера, где крутили и новые советские фильмы – такие светлые, жизнеутверждающие! Брестский обыватель пришел в восторг от «Веселых ребят», все были влюблены в Любовь Орлову.
Когда в сентябре 1939-го на смену полякам шли советские русские, в гимназии ждали высококультурных, нравственных, просветленных освободителей, они ждали СВОИХ – как наивно они заблуждались! На смену жесткости пришла жестокость. Польские семьи в числе других неблагонадежных категорий товарными эшелонами вывозили на восток – провожая своих недавних пересмешников-траугуттовцев, еще недавно бросавших в окна дохлых ворон и предлагавших меряться силами, многие гимназисты плакали. Репрессии ударили и по самим носителям русского духа. Ряд преподавателей и выпускников бросили в тюрьмы. Основатель и попечитель гимназии, председатель брестского отделения Русского благотворительного общества Павел Осипович Король (ударение на первый слог) – почитаемый в городе доктор, не бравший денег с неимущих и ведший большую общественную работу, – был отправлен в Березу-Картузскую. Встретивший его в заключении бывший гимназист вспоминал потом, что Король был страшно удручен и не понимал, что за власть пришла и за что посадила его, через весь «польский час» пронесшего верность русской культуре?
На волю он уже не вернулся.
Гимназию закрыли – в городе открывались общеобразовательные десятилетки, куда получили массовый доступ дети бедноты. Ряд преподавателей пытались учительствовать в советской системе, но выдержать новый стиль смогли не все: теперь даже точные науки были политизированы. Неуютно пришлось и привыкшим к прежнему обращению гимназистам – в новых школах правил бал окрик.
Избравший педагогическую стезю выпускник гимназии 1937 года Сергей Михайлович Пашкевич по прошествии лет с горечью констатировал, что среди своих коллег не встретил подобных педагогам своего детства, и сам приблизиться не смог: «Не только от нас это зависело. Изменилось время – изменились люди».
Из стен гимназии вышли и разъехались по свету видные впоследствии люди – епископ Бостонский Митрофан Зноско, профессоры Нью-йоркского университета сестры Зоя и Валерия Микуловские, прима варшавской сцены драматическая актриса Нина Андрич. Большие задатки проявляли в юные годы не только они. Оставшаяся на родине впоследствии известный в городе стоматолог Раиса Андреевна Ширнюк на девятом десятке подвела итог судеб многих своих однокашников: «Выпускники гимназии, которые жили в Бресте, карьеры не сделали. В основном это были дети интеллигенции, которым дорога к карьере была закрыта из-за происхождения. Темным пятном лежало проживание на оккупированной территории. Но где бы ни работали выпускники русской гимназии, они зарекомендовали себя порядочными, интеллигентными людьми».

Василий САРЫЧЕВ
"Павшие в июне сорок первого пограничники не могли знать, что командование вермахта отводило на взятие пограничных рубежей нашей Родины тридцать минут. Их защитники держались сутками, неделями... Из 485 западных застав, ни одна не отошла без приказа... Павшие в июне сорок первого пограничники не могли знать, что война продлится еще 1414 дней. Павшие в июне сорок первого пограничники не могли услышать залпов Победы. Родина салютовала тем, кто шел к великой победе... и тем кто сделал к ней первой шаг..."
Ответить

Вернуться в «Польский Брест-над-Бугом (1921-1939)»