Федор ЛОСЬ

Ответить
Аватара пользователя
pogranec
Администратор
Сообщения: 3389
Зарегистрирован: 04 ноя 2013, 10:38
место службы: Республика Беларусь
Дата призыва и окончания службы: 28 мая по н/с
Контактная информация:

Федор ЛОСЬ

Сообщение pogranec »

Изображение

В главе о неслучившемся счастье брестской девушки Веры Лось мы упомянули ее волосы – густые, красивые, но уже к середине сороковых в ее неполные тридцать лет окончательно убеленные сединой. Не только кошмар, в какой попала героиня 7 сентября 1939 года при немецком авианалете, тому причиной. На пережитое наложилась другая напасть – пять лет депортации.

За семьей приехали в июне 1941-го, в последнюю неделю перед войной. Резкий стук в дверь перед рассветом, обыск и около часа на сборы. Половину отпущенного времени забираемые проплакали, потом схватили, что успели – икону, швейную машинку «Зингер» и настенные часы. Что-то вывернули из шкафов на одеяла, связали в узлы и забросили на подогнанную «полуторку». У Лосей ночевал дальний родственник из деревни – у него люди из ведомства проверили документы и трогать не стали. Родственник потом погрузил сколько смог имущества на телегу и отвез к себе, а по возвращении семьи в 1946-м вернул.

Доставили на Березовку, сборный пункт близ станции Брест-Восточный. Накопительный лагерь был разбит в голом поле – огороженное проволокой пространство и несколько наскоро сколоченных бараков. О существовании такого лагеря я услышал впервые: до сих пор очевидцы и жертвы свидетельствовали, что депортируемых сразу грузили в вагоны. За Веру хлопотал некий вхожий в кабинеты поклонник и вроде бы договорился: ее могли выпустить, но одну, без родителей. Девушка отказалась.

Годы спустя Верина мать узнала, кто из соседей подписал донос. Больно у Лосей при Польше ладилось: хозяйство, да жалованье на железной дороге, да сдавали полдома на квартиры – пятерых детей выучили, из них троих отдали в университеты. Четвертый, Сергей, окончил «школу заводову» (профессиональное училище) в Радоме и остался работать на оружейном предприятии – факт преподнесли как бегство от нового строя.

Эшелон со спецпереселенцами (термин инструкций НКВД) отправили на Восток в последний мирный вечер 21 июня 1941 года. В районе станции Минск-Сортировочный состав попал под бомбежку, и его гнали заколоченным несколько суток, останавливая лишь для замены локомотива. Мучительнее всего переносилось отсутствие воды. Первый раз теплушки открыли где-то под Горьким. Из вагонов извлекли десяток трупов – в основном стариков и детей.

По прибытии в конечную точку – Барнаул – Лосей определили на лесоповал, но потом перевели на оборонный завод. Отец, квалифицированный железнодорожник, в свои шестьдесят шесть сколачивал ящики для мин. На снимках видим его «до» (с женой Марией Антоновной) и «во время» – трудно поверить, что перед нами один и тот же человек. Федор Михайлович очень старался: за пятиминутное опоздание, невыполнение нормы или брак могли перевести на ГУЛАГовскую зону. Он выдержал почти всё и умер от сердечного приступа в 1946-м перед самым возвращением на родину. Четырьмя годами раньше, когда имелась возможность вступить в польскую армию генерала Андерса, впоследствии ушедшую на Запад через Иран, супруга наотрез отказалась: никуда не хочу, только домой…

В одной из первых глав мы упоминали семью Хомичей (на фотографии мама вела в церковь надутую Люсю, которую оторвали от игры). Этих жителей Киевки должны были вывезти следом за Лосями.

По тем временам можно удивляться, как Хомичи не попали под одну из более ранних «акций»: на момент прихода советов на фамилии значились пять домов по улице Полевой. Старинный деревянный особняк с мезонином Люсина бабушка, из шляхетского рода Сенкевичей, получила когда-то в приданое, остальное купили готовым или построили (Люсин дед в царское время работал мастером на возведении Николаевской железной дороги и приносил жалованье золотом, а бабушка его ругала за рвавшиеся от обилия монет кошельки – «брал бы, как люди, ассигнациями…»). При царе и при Польше Хомичи жили в достатке, хорошо одевались, дед носил золотые часы на цепочке, перетянутой за пояс, бабушка – наручные ходики, расчесывалась дорогим черепашьим гребнем с камнями – как таких было пропустить при определении «социально-чуждых»?..

Другой причиной мог стать служебный конфликт: Люсин отец Варфоломей Павлович некстати покритиковал поставленного над собой молодого начальника и нажил врага. При Польше Хомич возглавлял в дирекции дороги экспедицию международных перевозок, а тут прислали задиристого петушка из «восточников», который стал махать шашкой. Отец выступил, что так не делается, есть правила, принятые в международной системе перевозок. Поспорили, слово за слово – закончилось обычным для тех месяцев: «Будешь мне, польская морда, указывать?»

Потом началась война, но после освобождения в 1944-м начальник вернулся и, как считают Хомичи, обидчика все-таки посадил. Когда отца забирали, один из энкавэдистов сунул в карман стоявшую на комоде старинную серебряную шкатулочку – думал, наверное, что там драгоценности. Прихватил и шелковое одеяло в кружевном пододеяльнике (пришли ночью, подняв Хомичей из постелей). Наутро мама пошла на Леваневского узнать, что с мужем, и не преминула высказаться старшему офицеру по поводу мародерства, после чего одеяло доставили обратно в дом чуть не вперед мамы.

Отбывал Хомич в Котласе на лесоповале. Дали 10 лет, потом скостили – отсидев шесть, вернулся в 1950-м. Не слишком приспособленный валить вековой лес, получил там инфаркт – упал рядом с просекой, завалило снегом. Вечером охрана, собирая заключенных по точкам, одного не досчиталась. Замерз – и замерз, большое ли дело. Но работавшая на лесоповале такая же заключенная, немолодая еврейка-врач, твердила: я знаю, в каком он был месте, надо искать. Нашли, разгребли снег – человек без сознания. Врач его в санчасти и выходила, даже вернулся еще на работы. А через 14 лет после возвращения в Брест умер от второго инфаркта. Патологоанатом Миронова, вскрывавшая тело в городской больнице на Ленина, сказала родным об огромном, через все сердце, рубце. Узнав, что из лагерников, понимающе кивнула.

Все это было много позже, а тогда, в середине июня 1941 года, семья Хомичей сидела на узлах: давний знакомый отца, получивший место в советском учреждении, видел вывозные бумаги и предупредил: «Пане Хомич, вы и Высоцкие в списке. Не переживай, а готовься как следует…» Так и поступили. Связали вещи в узлы, отнесли к соседке на сохранение красивый шкаф из карельской березы. Но приехать за Хомичами не успели – грянула война.

А соседей, польскую семью Высоцких, взяли в ночь на 22 июня. Хозяина дома не было: начальник станции Брест-Восточный, оставленный новой властью в должности дежурного, он перед самой войной, как астматик, получил путевку в Сочи (там его и накрыла Великая Отечественная; дальнейшая судьба неизвестна). А жену с сыном Стасиком погрузили в кузов полуторки и отвезли на тот самый Брест-Восточный. С рампы их пихнули в одну из только начавших заполняться теплушек, и наряд направился по очередному адресу.

Не исключено, что следующими были бы Хомичи, но тут взорвалось небо – немец открыл сумасшедший огонь. Конвой разбежался, и народ, схватив пожитки, тоже бросился из вагонов. Сын и мать Высоцкие примчались со своими узлами домой (благо до Полевой рукой подать) и спрятались в погребе. Потом жили в Бресте всю оккупацию, а после освобождения выехали в Польшу.

Василий САРЫЧЕВ
"Павшие в июне сорок первого пограничники не могли знать, что командование вермахта отводило на взятие пограничных рубежей нашей Родины тридцать минут. Их защитники держались сутками, неделями... Из 485 западных застав, ни одна не отошла без приказа... Павшие в июне сорок первого пограничники не могли знать, что война продлится еще 1414 дней. Павшие в июне сорок первого пограничники не могли услышать залпов Победы. Родина салютовала тем, кто шел к великой победе... и тем кто сделал к ней первой шаг..."
Ответить

Вернуться в «Брест 1939-1941.Между молотом и наковальней»