Гимназические шествия под оркестр были «за польских часув» (старые брестчане обратили внимание автора на неверность употребления единственного числа в получившем у нас устойчивость выражении «польский час») явлением общепринятым, и первомайские демонстрации последующих времен не воспринялись в наших краях советским «ноу хау». Прижилась и еще одна принесенная из центральной Польши традиция: по субботам и в канун государственных дат (Дня конституции 3 мая и Дня независимости 11 ноября), когда на город начинали спускаться сумерки, на улицы Бреста-над-Бугом (так город звался с 1923-го по 1939-й) выходили оркестры, торжественными мелодиями напоминавшие жителям, какой день грядет. Явление обозначалось малопонятным словом «цапстшык», но было в городе любимо, внося в обывательское существование элемент праздника. Освещенное факелами шествие выглядело эффектно и притягательно. (Старая любовь не ржавеет – в советские годы город надолго сохранит привязанность к духовым оркестрам, легкие марши и вальсы которых будут непременным атрибутом субботнего и воскресного парка, причем некоторые неумирающие мелодии придут из вычеркиваемых новой властью «царских» и «панских» лет, продолжая оставаться, как сейчас бы сказали, хитами – взять напевные «Амурские волны» или задорно-озорную «По улицам ходила большая крокодила»).
Цапстшык имел свой маршрут – оркестры шествовали по улицам Унии Любельской (Ленина), Садовой (Орджоникидзе), Стецкевича (Комсомольской), 3-го Мая (Пушкинской), Сенкевича (Маяковского), Ягеллонской (Машерова), Зыгмунтовской (К. Маркса)… Шли оркестры один за одним, выдерживая квартал интервала, чтобы не перебивать друг другу мелодии.
В отличие от вечерних цапстшыков, школьные шествия под оркестр были явлениями другого порядка. Бывший ученик польской Механической гимназии Тадеуш Буйновский вспоминал, как в течение учебного года каждое воскресенье учащиеся совместно посещали в его случае костел. Он описал свои марши по улице 3-го Мая в приходской костел Воздвижения на мессу: «В это раннее воскресное утро улицы зияли пустотой; магазины наглухо заперты, только открытые двери кафе приглашали зайти. Время от времени можно было видеть группки людей, возвращающихся с более ранней мессы, а среди них – улыбающиеся лица родителей. Кое-где на углу застыли неподвижно старые дрожки в ожидании раннего пассажира. Только фырканье коня прерывало дрему заспанного, в черной клеенчатой накидке, извозчика. Эхо наших шагов отражалось от «кошачьих лбов» улицы, включая и ритм играющего оркестра во главе шествия. Обязательным было и возвращение в школу (проводить оркестр) этой же дорогой, только более медленным и менее дисциплинированным строем, а если солнце начинало сильнее пригревать, мы поддавались искушению дезертирства…»
Русская гимназия по воскресеньям ходила в церковь. И хотя Братская церковь находилась не просто по соседству, а в пределах одной ограды, педагоги не изменяли правилу выстраивать нарядно одетых учеников в колонну с оркестром и идти по улице маршем. Любопытно, что на ту же раннюю обедню (на которой пел не церковный, а гимназический хор под руководством учителя пения Якова Клочко) строем приводили православных солдат 35-го и 82-го пехотных полков Войска Польского, занимавших казармы нынешнего Северного городка. Основная же часть прихода собиралась на поздней обедне, начинавшейся следом в 11 часов. Такая картина наблюдалась и в дни православных торжеств.
Но был в году праздник, общий для гимназий всех общин, когда соколы и соколки (объединения юношей и девушек физкультурного толка) государственной гимназии имени Траугутта, частных польских «Мацежи школьной» (женская) и владельца Левицкого (мужская), смешанной русской, еврейской «Тарбут» собирались на стадионе 82-го полка на Граевке для парада и показательных гимнастических упражнений.
На снимке предположительно 1932 года мы видим колонну русской гимназии, которую ведет преподавательница гимнастики и домоводства Евгения Хмелевская. На девушках парадная форма соколок – белые блузки с синими, на матросский лад откидными воротниками и синие юбки. Колонна движется по мощенной булыжником улице Унии Любельской (дом с раскрытыми ставнями, правее которого за деревьями не просматривается костел, будет снесен в начале 60-х в связи с обустройством площади Ленина). Играет гимназический оркестр.
Не самая спортивная внешность кругленькой пани Хмелевской обманчива. Имея за плечами балетную школу, Евгения Васильевна была изящна в движениях и порхала, как мотылек, ставя ученицам грациозность походки и танцевальные «па». Она придумывала номера групповых выступлений – с лентами, обручами, без предмета – и долго их с девушками отрабатывала.
Весенний праздник соколов и соколок был любим в городе, на выступления сходились стар и млад. Стадион и маршировочный плац пехотинцев – не самые, может быть, подобающие условия, но лучшей площадки Брест не имел, а на месте построенного в 1937-ом городского стадиона имени Пилсудского (будущего «Спартака», «Динамо», а ныне спорткомплекса «Брестский») еще зиял поросший травой пустырь, облюбованный футболистами.
Для спортивных показательных выступлений соколки облачались в особую форму – спортивного кроя белые платья с синими галстуками. Барышни пани Хмелевской неизменно срывали на празднике самые громкие аплодисменты.
По завершении выступлений гимназисты и гимназистки такими же стройными колоннами с оркестром в голове возвращались через город к своим альма-матер.
Василий САРЫЧЕВ