Перед нами домашний театр, какие «за польских часув» не были редкостью: так с поощрения родителей дети сами себя развлекали. Снимок сделан во дворе Виторских по улице Бема (ныне Горького). Хозяйка дома Мария Васильевна одна поднимала дочь и двух сыновей (муж умер, когда носила в себе младшего), но, несмотря на давившее плечи хозяйство, уделяла внимание ребячьим забавам.

Во дворе стоял флигелек, в нем юные артисты переодевались. Сцену импровизировали под навесом. Был даже занавес, наскоро сооружаемый из покрывал и простыней. Игрались наивные сценки собственного сочинения. С чулком на голове – черт, здесь же ангел (Оленька Пискановская), которому надлежало по сценарию этого черта изгонять. Индеец с перьями относится уже к другой миниатюре. Девочка в модном тогда краковском костюме исполняла танец, средняя из сестер Головнич изображала морячка, а старшая (на снимке в шляпке) – портниху… Число номеров не ограничивалось. Взрослые были благодарными зрителями.

С заявленной темой снимок соотносится трагически: в сентябре 1939-го две его участницы погибнут от разрыва бомбы. Налет на Брест германских самолетов застанет 15-летнюю Нину Виторскую (на снимке в черном платьице) и ее младшую подружку Ларису Христенко (стоит крайняя слева) в очереди за хлебом в пекарню во дворе на углу Домбровского и 3-го Мая (нынешних Советской и Пушкинской). Когда бомбежка закончится, судьбу первой из девочек поймут по обрывку платья – оказавшаяся в толпе портниха узнает редкую атласную ткань фиолетового оттенка с турецким орнаментом, из которой пошила Нине наряд буквально накануне. А Ларису найдут поодаль, засыпанную землей – еще теплую, но уже бездыханную.

Германско-польская война разразилась 1 сентября 1939 года. Как вспомнила одна из моих терпеливых собеседниц Тамара Александровна Акулова, которой было без двух месяцев тринадцать, в тот день они с мамой мылись в деповской бане, бесплатной для семей железнодорожников.

К беде готовились на протяжении вот уже нескольких лет: напряжение в отношениях между двумя государствами не спадало. Тянулась, как тогда говорили, « война нэрвув ». Гитлер выдвигал все больше претензий, Варшава не соглашалась. Ситуацию обострял факт географического расположения Польши между развившими военную мощь и решительно настроенными соседями. В интересах взращенного на идее экспорта революции Советского Союза было сменить недружественный режим, а еще лучше – включить отторгнутую Польшей часть в состав СССР. Оспаривавшие Версальскую систему немцы все жестче поднимали вопрос спорных территорий. Гарантом, на союзничество которого уповало польское правительство, была Англия.

Война началась ударом по Вестерплятте (Балтийское побережье). В 4.45 немецкие войска перешли польскую границу, а через час их самолеты уже бомбили Варшаву. До Бреста весть докатилась примерно к обеду, и все женщины помчались домой ссыпать крупы в стеклянные бутылки, закупоривая и заливая парафином или сургучом: с ужасом ждали применения немцами отравляющих веществ, о чем в мирное время твердила «оброна поветшна пшецивгазова» .

В первый день войны десять немецких бомбардировщиков атаковали крепость, а в следующем заходе имели целью железнодорожные пути и мост через Мухавец. Во второй половине дня немецкий истребитель обстрелял поезд с резервистами, отправлявшийся из Бреста в Белосток, были раненые. 2 сентября девять самолетов бомбили город, вокзал и крепость. Одна из бомб попала в офицерское казино, где располагалось также общежитие мобилизованных офицеров, и разрушила целый этаж.

Подразделению польской противовоздушной обороны удалось поразить два самолета, один из которых загорелся над городом, а другой, протянув за Буг, упал в лугах под Тересполем.

В этот и последующие дни немецкая авиация навела на население ужас, показав, что церемоний не будет. Люди еще не знали, как себя вести при бомбежках – на Киевке несколько снимавших жилье семей сбежались в сени к хозяйке домов Марии Феодосьевне Капцевич и через щель наблюдали разрывы. Неполных два года спустя, в начале германо-советской (Великой Отечественной), все уже знали, что к чему, и при появлении вражеских самолетов бежали подальше от строений в рожь или спускались в погреба и подвалы. При артобстрелах же, как учил бывалый сосед, «оброньца» Варшавы Метек Ващук, наоборот, прятались между домами.

Но пока эта наука была жителями Бреста не пройдена, и первые налеты унесли сотни жизней.

Еще одна свидетельница бомбежки города – Пелагея Филипповна Макаренко, тогда 26-летняя девушка, работавшая продавцом в газетно-папиросном киоске по 3-го Мая – примерно в середине квартала между Домбровского и Стецкевича (Советской и Комсомольской), у калитки дома пани Щепановской. Владельцем киоска был еврей Б э рче, по утрам получавший свежую прессу на вокзале и развозивший по точкам. Газеты были больше варшавские, но имелись и брестские: «Дзенник бжэсцки», «Газета полесска» и еврейская «Полесер напес» («Новости Полесья»). Потом появилось «Русское слово» из Таллина, тоже нашедшее своего читателя. Покупателями были курильщики и любители новостей – военные, чиновники учреждений, учителя.

К концу укороченного субботнего дня, когда торговля пошла на спад, Поля собралась, как всегда перед воскресеньем, провести влажную уборку. В небе раздался гул – она не сразу сообразила, что происходит. Вдруг земля содрогнулась так, что стоявшая на полу десятилитровая емкость с водой взлетела на добрый метр. Полю подбросило со стула и усадило обратно.

Наведя панику в центре, пилоты «Люфтваффе» разбомбили железнодорожные пути возле вокзала, сделали разворот над Кошелево и, израсходовав остаток боезапаса, ушли на Запад.

Василий САРЫЧЕВ