Военно-хиругический дуплет или подполковники под ножом у полковника

[Журналист]

Полночный звонок из Москвы сдернул Алексея Коваленко с постели. Он взял трубку и тихонечко, чтобы не разбудить жену, которая уже, конечно, проснулась, но не подавала вида – прокрался на кухню. Поздние телефонные звонки всегда были для него каким-то тревожным сигналом, каждый раз он ожидал услышать в трубке что-то страшное, трагическое. Это ощущение тревоги появилось у него давно, когда заболели, а затем ушли из жизни сначала мама, а спустя год – отец. После этого Алексей стал бояться ночных звонков.

- Алё, Лёха, привет! - Услышал он знакомый голос своего давнего друга, Андрея Гончарова. – Это морг, или куда я попал? Чё, сразу не отвечаешь?

- Здорово, Андрюха, извини, не мог сразу ответить – ночь же, черт побери! И жена спит! Вот сейчас перебрался на кухню и могу говорить. Что случилось?

Андрей Гончаров, в прошлом – хулиганистый московский парень с Арбата, с которым Коваленко познакомился в белорусской Зябровке, где они оба, были военными переводчиками и работали в учебном центре с летчиками ВВС Ирака, потом в одно время оказались в Ливии, а затем вместе куролесили в Москве, по кабакам и барам, вдруг стал крутым предпринимателем, владельцем нескольких точек техобслуживания. Ну, про его любовь к автомобилям Коваленко знал давно – Андрей не мыслил себя без руля, даже в Зябровку прикатил из Москвы на «шестерке», и они в свободное время объездили все окрестности района, кадрили белорусских девчонок, пили местный портвейн, устраивая посиделки на полянах, или культурно отдыхали, естественно, не одни, в областных мотелях. Потом их армейские дороги разошлись, Коваленко оказался в Сирии, затем последовала еще одна командировка в Ливию, а Гончаров несколько лет отработал в Алжире и уволился из армии в звании подполковника. В таком же звании ушел из армии и Алексей Коваленко, отказавшись от перспективной полковничьей должности на Дальнем Востоке. Армия разваливалась вместе с «почившем в бозе» Советским Союзом и служить в ней за гроши и офицерский продпаёк в виде мороженной рыбы и крупы с давно закончившимся сроком хранения, мало кому хотелось.

Предпринимателем Гончаров стал совершенно случайно. Подав рапорт об увольнении из некогда доблестных Вооруженных Сил, и не видя себя в предстоящей гражданской жизни, он уехал из Москвы на дачу в Переделкино и запил горькую. Из недельного запоя Андрея вытащил его брат Сергей, организовавший бизнес в виде станции техобслуживания и нуждавшийся в помощи. Гончаров поначалу отнекивался, но деньги, заработанные в Алжире, стремительно подходили к концу, чему активно способствовала его жена, Вера, вместе с дочкой от предыдущего брака, и он вынужденно согласился. А затем втянулся в это деле, благо автомобили всегда были его коньком…

«Француз» - так прозвали Гончарова еще в Военном институте иностранных языков за выдающийся нос и второй французский язык (первым был арабский). Сухощавый, невысокий, отнюдь не Ален Делон, он был тогда в Зябровке, точнее в учебном центре среди офицеров, личностью номер один. И не только в офицерской среде, где он завоевал популярность у летчиков и штурманов своим независимым поведением, нескончаемыми байками и историями из своей богатой приключениями жизни. По этому старлею сохли все девушки маленького гарнизона, а также многие замужние дамы, за близость с которыми он пару раз даже нарывался на кулаки ревнивых мужей.

Этот феномен всегда напоминал Алексею Коваленко один из рассказов О. Генри, в котором некрасивый мужчина легко добивается расположения женщины своим красноречием, шутками-прибаутками и безумным обаянием.

- У меня проблема, - сказал Гончаров. – Я слышал, у тебя в Питере есть знакомые хирурги?

- Ну, есть, конечно. А что случилось, «француз»?

- Слушай, долго рассказывать. Короче, пупочная грыжа, здесь в Москве меня оперировали за большие бабки, но неудачно. Все пузо изрезали, эскулапы хреновы, а грыжа опять появилась! Не могу, блин, сидеть за рулем!

- Давай приезжай, я сейчас договорюсь с медиками насчет осмотра. Ты же сам понимаешь, что без этого не получится. Сообщи, когда приедешь.

…Через несколько дней Коваленко встретил Гончарова на вокзале и отвез его в медицинский центр, в котором работала группа прикомандированных военных хирургов.

- Ну что, - сказал полковник Васильков, - случай сложный, почти уникальный. – Самое трудное для меня – это оперировать после вмешательства других хирургов. Попробую исправить.

Он закурил сигарету и повернулся к своему коллеге, полковнику Сергею Гудкову, вальяжному мужчине, разговаривавшему с кем-то по мобильнику.

- Сереж, ты посмотри, что с человеком сделали москвичи! Даже пупок убрали!

Гудков отложил мобильник, внимательно осмотрел и прощупал живот Гончарова пальцами.

- Здесь болит? А здесь?

Гончаров ойкнул.

- Да, Михалыч, сложный случай. Ну, ты же спец по грыжам, тебе и карты в руки! Если честно, я бы не взялся.

И он, сунув в рот сигарету, чиркнул зажигалкой.

В ординаторской дым стоял столбом, курили все. Странное дело, подумал Коваленко, медики, лучше нас знающие последствия курения, так дымят. Он хотел было спросить об этом, но вспомнил свое общение с патологоанатомом, ответившим на это, что они, медики, в принципе, такие же люди с такими же человеческими слабостями и дурными привычками, промолчал.

- Ну, что, может, отметим знакомство с военными переводчиками? – Сказал Гудков и направился к шкафу. – Ты как, Юра? Вроде, у тебя сегодня ничего планового нет?

- Господа хирурги, - произнес вкрадчивым баском Гончаров, застегивая брюки, - у меня есть шикарный коньяк. Французский. – И он достал из сумки бутылку «Мартеля» причудливой формы. – Купил, кстати, в Париже.

- Ух, ты! – Восхитился Гудков, рассмотрев бутылку. – Прямо из Парижа! Класс!

Васильков молча курил, думая о чем-то своем. Потом закрыл дверь ординаторской на ключ.

- С закуской, правда, напряженно, - сказал Гудков, доставая из шкафа разнокалиберные стопки. – Коробка конфет. – Впрочем, мужики, такой коньяк даже можно не закусывать, а?

Он разлил коньяк по стопкам и открыл плоскую коробку с конфетами. Все выпили, закусили шоколадными конфетами.

- Между первой и второй не должна пролететь даже пуля! – Произнес Гончаров и сделал жест, чтобы Гудков наполнил стопки.

Выпили по второй и закурили. Едва Гончаров начал рассказывать очередную байку, как Коваленко его остановил.

- Юрий Михайлович, может, посмотрите меня! – Сказал он, давно собиравшийся сдаваться медикам, заметив несколько месяцев назад странное утолщение у себя в паху. Но, честно говоря, боялся операции, хотя легко догадался, что это такое и, проштудировав информацию в интернете, узнал о возможных, крайне неприятных последствиях этой болезни. Самое страшное, как он выяснил, это ущемление грыжи и в случае промедления с операцией – перитонит. Стал опасаться поднимать тяжелое и даже кататься на коньках, что он безумно обожал со школьных времен, когда все мальчишки увлекались хоккеем с шайбой, и он был в команде, и ноги его, несмотря на возраст, даже сейчас выписывали пируэты на льде, удивляя многих, и не хватало ему лишь клюшки, которую заменяли скомканные в руках перчатки…

- Вы – тоже наш клиент, - ответил Васильков, едва взглянув на живот Коваленко. – Надо оперировать! У вас классическая паховая грыжа. Левосторонняя.

Гончаров обрадовался, мол, пойдем под нож вместе. Коваленко тоже обрадовался – оперироваться вместе с другом уже не так страшно.

- Леха, а помнишь, как я из Сирта приехал к тебе в Триполи после того, как американцы нас обстреляли крылатыми ракетами? – Ударился в воспоминания Гончаров. – А у тебя был самодельный коньяк, не хуже этого… А потом я устроил бучу в офисе главного советника? Ведь эти уроды не посчитали нужным обеспечить нашу безопасность, а потом эвакуацию. И наши парни рыли окопы…

Алексей вспомнил те события, когда американская авиация бомбила Триполи, Бенгази и другие ливийские города, все советские военные специалисты были в растерянности, не зная, что происходит. Связи с посольством не было, никто не знал, что делать. Он вспомнил, как во время очередного налета несколько десятков офицеров с женами и детьми, покинув квартиры, собрались на лестничных площадках высотки Тарик Матара, ожидая в страхе попадания бомбы или ракеты. Плакали дети, мужики курили, а он лихорадочно крутил колесико настройки транзистора, в надежде услышать информацию про Ливию. И наконец, услышал сообщение какой-то западной станции на английском языке. «Нас бомбят американцы, - сказал он, - в ответ на террористическую деятельность полковника Каддафи…» А на другой день на попутках из Сирта приехал Андрей Гончаров, пили с ним всю ночь…

Бутылку французского «Мартеля» оприходовали быстро, потом добавили дарами благодарных пациентов из заветного шкафа. Расстались друзьями.

Операцию обоим назначили через две недели, на начало марта.

… В назначенный день Коваленко встретил «француза» на вокзале, тот был почти никакой, здорово выпивший.

- «Француз», у нас же операция, ты в своем уме?

- А чё, пусть режут! Давай к тебе, еще выпьем!

Поехали домой к Коваленко, где выпили полбутылки водки. Гончаров настаивал на том, чтобы допить бутылку, но Коваленко был решительно против этого. На такси доехали до медицинского центра, из приемного покоя Коваленко позвонил Василькову. Хирург спустился вниз и, увидев Гончарова, сказал:

- Вы что, ребята, совсем обалдели? Да у него на лбу литр написан! Я не хочу идти под статью, он же умрет от наркоза! Нет, парни, и речи быть не может до полного вашего протрезвления! Меня же засудят!...

- Михалыч, полковник, да я ж из самой Москвы приехал! – Встал со скамейки Гончаров. – Мы же договорились! Чуток полежим и придем в себя! Я же деньги плачу!

И «француз», несмотря на «литр во лбу», проявил свое красноречие: за каких-то пять минут убедил хирурга в том, что он отлежится в палате без капли спиртного и будет готов к операции, как только Васильков убедится в его адекватном состоянии.

- Ладно, парни, - сказал хирург, - оформляйтесь, но больше - ни капли алкоголя! Пару дней отлежитесь, а там посмотрим. – И он позвонил кому-то по мобильнику.

Для друзей нашлась отдельная палата (за деньги), где они и устроились.

«Француз» осмотрел палату, облупленные стены, потолок со следами протечек, древние кровати, застиранное постельное белье серого цвета, выглянул в окно. Пейзаж был такой же удручающий: на ветвях дерева сидели вороны, вдали темнели какие-то строения с работающим краном, а внизу, на дороге лежал серый снег, который буравили одинокие машины…

- Ты куда меня привез, Леха? Да за такие деньги я мог бы и комфортней устроиться! В Германии, например. – Возмущался он. – Прям, картина Репина. Маслом!

- Успокойся, «француз», - останавливал его Коваленко. – Разве это главное? Важно то, кто нас будет оперировать! А это – военные хирурги, классные специалисты! Так что, не надо возмущаться! Перебьется твоя Германия!

- Слушай, может, кто-нибудь достанет нам бутылку водки или коньяка? Лучше коньячка — я же захватил с собой кофе-машину, эспрессо делает за секунды!

- Ты в своем уме, «француз»? Нам нельзя! Мы же обещали Василькову!

- Ну, тебя на хрен! Вот тут ординатор бегает, кавказец Азат, или как его там? Ща я его напрягу!

Азат согласился достать бутылку коньяка, взял деньги, но был тут же в коридоре остановлен полковником Васильковым и сразу признался.

- Вы что творите, парни?! – Полковник Васильков был в ярости. – Прекратите немедленно свои попытки! Повторяю - ни капли алкоголя! Иначе выгоню отсюда!!!

Он швырнул деньги Гончарова на пол и выскочил из палаты, хлопнув дверью.

…Два дня маялись бездельем, есть больничную пищу «француз» поначалу наотрез отказывался, пил кофе и дымил сигаретами. Потом организм взял свое, и Гончаров с нескрываемым отвращением ковырялся ложкой в тарелке с кашей. Коваленко позвонил жене, и она привезла приятелям целую сумку продуктов.

- Любаша, а где коньяк? – Спросил с удивлением Гончаров, не увидев заветной бутылки.

- Юрий Михайлович отобрал, - ответила Люба, - сказал, что выпьете после операции. Вам сейчас нельзя. Пейте сок!

…Первым на операцию повезли Коваленко. Васильков, посмотрев результаты анализов, решил, что он готов. Гончаров был доволен, он, несмотря на браваду, все-таки боялся операции. Но виду не подавал, держался.

- Ну, Леха, ни пуха тебе, ни пера! – Проводил он Коваленко до лифта.

А Алексею хоть и было страшно, но он был доволен тем, что именно он первым пошел под скальпель хирурга. И не просто хирурга, а военного хирурга, ученика профессора Слобожанкина.

В операционной он смотрел на облупленный потолок, щурил глаза от яркого света ламп, что-то отвечал на вопросы анестезиолога, копошившегося справа со своим оборудованием. Последнее, что увидел Коваленко, была группа молодых ребят в белых халатах, видимо, студентов, которым сопровождающий что-то рассказывал. Ну вот, подумал Коваленко, девчонки видят все мои причиндалы. И ушел в забытье…

Очнулся уже в палате. Увидел лица жены, Гончарова и Василькова.

- Как себя чувствуете? – спросил Васильков.

- Нормально, - ответил Коваленко, с трудом ворочая языком. – Замечательно!

- Вы всех узнаете? – Внимательно, заглянув в глаза, спросил Васильков.

- Да, - ответил Коваленко. – Всех узнаю, только спать хочется…

- Ну что, операция прошла нормально, - сказал Васильков, обращаясь к Любе, - я поставил ему сетку, так что после реабилитации он может таскать любые тяжести. А вы, Гончаров, - он посмотрел на Андрея, - готовьтесь, завтра ваша очередь!

…Андрея оперировали так долго, что Коваленко начал волноваться. Он с трудом встал и, превозмогая боль в паху, ждал приятеля в коридоре возле палаты. Наконец его привезли.

- Леха, а где коньяк? – Произнес Гончаров едва слышно. – И закурить! Мне так хреново!

Коваленко вопросительно посмотрел на полковника Василькова. Тот кивнул, мол, можно. И сам принес бутылку. Но «француз» уже заснул, поэтому они выпили вдвоем.

- Ну, как он, Юрий Михалыч? – Спросил Коваленко. – Долго оперировали…

- Я же говорил вам, Алексей, тяжелый случай. Москвичи здорово напортачили, руки бы оторвать таким хирургам.

- Представляете, ему делали операцию в Москве под местным наркозом?

- ???

- Алё, мужики! – Пробудился Гончаров. – А где мой коньяк и сигарета?

Гончарову налили стопку коньяка, которую он с наслаждением выцедил, и сунули в рот сигарету.

- Михалыч, у меня вопрос, - сказал Коваленко. – Давно хотел спросить, но стеснялся. Вы перед операцией принимаете? В смысле пару рюмок?

- Да вы что? – Удивился Васильков. – Никогда. Только после…

- А Гудков? Он, похоже, вообще не просыхает?

- Сергей не оперирует, - усмехнулся Васильков, - он преподает в медакадемии, а здесь консультирует, ему можно…

- Вот когда я был в Алжире, - встрял в разговор приподнявшийся на койке Гончаров, - так там у нас был медик, который все болячки лечил йодом… Так мне кто-нибудь нальет, мужики?

Коваленко наполнил стопки, протянул одну Гончарову, все чокнулись и выпили. «Француз», зажевав коньяк конфеткой, откинулся на подушку и сказал:

- Как приятно быть среди своих, военных! А, Леха? Так вот, этот эскулап в Алжире, явно блатной, всем больным рисовал сеточку йодом, больше ничего он не умел и, видимо, не знал…

Через пару дней палата, где лежали после операции Гончаров и Коваленко, стала центром паломничества военных медиков. Все они считали своим долгом пообщаться с необычными пациентами, и каждый нес под халатом бутылочку. С удивлением смотрели на урчащую кофе-машину, около которой священнодействовал Гончаров, выдавая желающим эспрессо с густой пенкой. Кофе шло на ура, особенно с коньячком, поток которого не иссякал.

Возмущавшихся больных из других палат медицинского центра сами же медики успокаивали, мол, это – важные люди, они же никому не мешают. Насчет «никому не мешают» вопрос был спорный – табачный дым и громкие крики из палаты конечно же нарушали больничное спокойствие пациентов. Медсестры не раз пытались навести порядок, но авторитетные военные хирурги их мягко ставили на место:

- Это – наши люди, надо понимать! – Говорил полковник Гудков. – Они воевали в «горячих точках»! Успокойте больных, все нормально, ребята — герои войны с нарушенной психикой, им надо расслабиться...

Конечно, все не было нормально, особенно вечерами, когда хирурги уходили домой, и «француз» начинал куролесить в коридорах медицинского центра. Он, по привычке, забывая про только что перенесенную операцию, пытался договориться с медсестрами насчет более близкого общения, получал недоуменные взгляды и… укол в мягкое место для хорошего сна…

Коваленко выписали через четыре дня, а Гончарова оставили еще на пару-тройку дней — кровил шов. За это время Андрей умудрился так достать медперсонал, что они не знали​ как от него избавиться. Даже звонили Алексею Коваленко. Но хирурги-полковники были непреклонны — наш человек, надо потерпеть!

Операция все же оказалась не совсем удачной, недаром полковник Васильков говорил о том, что сложно исправлять ошибки других хирургов — через год Гончарова оперировали в одной из дорогих клиник Германии, и немецкие врачи восхищались искусством русских хирургов, правда, так и не убрав злосчастную грыжу, которая еще долго мешала Андрею сидеть за рулем. Как это не удивительно, проблему потом решили белорусские хирурги, почти бесплатно.